ГАДАНИЯ

Сказание о Небесных сестрах

Жила-была девица, да такая красивая, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Раз пошла она к бабке-вещунье судьбу свою узнать. Долго перекладывала старуха бобы чародейные, в зеркало заглядывала с горящей лучиной в руке, в воду кидала тлеющий уголь вперемешку с золой из семи печей — и наконец изрекла:

— Ты родилась в Купальскую ночь, и любое твое желание сбудется. Но только в эту ночь. Ступай к лесному озеру, сядь на старый пень над обрывом — и увидишь вскоре Небесную сестру. Проси у нее, чего заблагорассудится.

Вот пришла наша девица-красавица в полночь к озеру, села на старый пень над обрывом, волосы расчесывает. И явилось в небе над лесом подобие зеркала в обрамлении из водяных лилий, а в зеркале — красавица, похожая на нее.

— Чего тебе надобно, земная сестрица? — спросила Небесная сестра. — Жениха разудалого? Перстенек золотой?

— Хочу побывать у тебя в гостях.

— Изволь. Желанье твое исполнится. Но только помни: ты будешь гостить у меня лишь до восхода солнечного, не то вся твоя судьба переменится. Согласна?.. Тогда закрой глаза. Откроешь не раньше, чем я скажу.

Открыла глаза девица — а кругом дива дивные. Дворцы хрустальные с золотыми куполами. На небесах играют все цвета радуги. Крылатые звери песни распевают. На деревьях вместо плодов каменья драгоценные.

Кинулась девица их собирать, перебегает от дерева к дереву. Уже и раз, и другой звала ее в путь обратный Небесная сестра — всё отмахивается девица, на измарагды, жемчуга, яхонты налюбоваться не может. А когда отмахнулась в третий раз, Небесная сестра и говорит:

— Ты сама изменила свою судьбу! Солнце на земле только что взошло. Теперь все эти сокровища — твои. Ты стала Небесной сестрой. И будешь ею до той поры, пока другая девица не явится тебе на смену. Я же отправляюсь на милую землю.

Но прежде чем Небесная сестра сокрылась из глаз, успела спросить девица:

— А кем станешь ты теперь на земле?

И та отвечала:

— Вещуньей.

Человек всегда тревожится о судьбе своей, об успехе дел, о здоровье, о любви, норовит вопросить будущее. Такими же были наши предки, древние славяне. Они гадали вот так: метали вверх деревянные кружки, с одной стороны белые, с другой — черные; ляжет бело — значит, добро, дело выгорит, удача ждет; а если черное — берегись беды. Вопрошали о будущем коня Святовидова. Гадали по полету и крикам птиц, животных. Вглядывались в движение огня и дыма в костре. Глядя в бегущую воду, гадали по ее течению, пене и струям. В зачарованную купальскую ночь юные девы опускали в волны венки с зажженными лучинками и следили за ними: у которой венок дальше всех проплывет, та будет всех счастливей, а у которой лучинка дольше гореть будет, та проживет долгую-предолгую жизнь!

Надобно знать, однако, что всякое гадание — штука опасная. Судьба не любит, когда ее пытают, а потому гадалки и ворожеи редко бывают счастливы, пусть даже и предрекают иным людям счастливую долю.

ГАМАЮН

Вещее пророчество

Один охотник выследил на берегу озера диковинную птицу с головой прекрасной девы. Она сидела на ветке и держала в когтях свиток с письменами. На нем значилось:

«НЕПРАВДОЮ ВЕСЬ СВЕТ ПРОЙДЕШЬ, ДА НАЗАД НЕ ВЕРНЕШЬСЯ»

Охотник подкрался поближе и уже натянул было тетиву, как птицедева повернула голову и изрекла:

— Как смеешь ты, жалкий смертный, поднимать оружие на меня, вещую птицу Гамаюн!

Она взглянула охотнику в глаза, и тот сразу уснул.

И привиделось ему во сне, будто спас он от разъяренного кабана двух сестер — Правду и Неправду.

На вопрос, чего он хочет в награду, охотник отвечал:

— Хочу увидеть весь белый свет. От края и до края.

— Это невозможно, — сказала Правда. — Свет необъятен. В чужих землях тебя рано или поздно убьют или обратят в рабство. Твое желание невыполнимо.

— Это возможно, — возразила ее сестра. — Но для этого ты должен стать моим рабом. И впредь жить неправдой: лгать, обманывать, кривить душой.

Охотник согласился.

Прошло много лет. Повидав весь свет, он вернулся в родные края. Но никто его не узнал и не признал: оказывается, все его родное селение провалилось в разверзшуюся землю, а на этом месте появилось глубокое озеро.

Охотник долго ходил по берегу этого озера, скорбя об утратах. И вдруг заметил на ветке тот самый свиток со старинными письменами. На нем значилось:

«НЕПРАВДОЮ ВЕСЬ СВЕТ ПРОЙДЕШЬ, ДА НАЗАД НЕ ВЕРНЕШЬСЯ»

Так оправдалось пророчество вещей птицы Гамаюн.

Птица Гамаюн — посланница славянских богов, их глашатай. Она поет людям божественные гимны и провозвещает будущее тем, кто согласен слушать тайное.

В старинной «Книге, глаголемой Козмография» на карте изображена круглая равнина земли, омываемая со всех сторон рекою-океаном. На восточной стороне означен «остров Макарийский, первый под самым востоком солнца, близ блаженного рая; потому его так нарицают, что залетают в сий остров птицы райские Гамаюн и Феникс и благоухание износят чудное».

Когда летит Гамаюн, с востока солнечного исходит смертоносная буря.

Гамаюн все на свете знает о происхождении земли и неба, богов и героев, людей и чудовищ, зверей и птиц. По древнему поверью, крик птицы Гамаюн предвещает счастье.

ГРОМОВАЯ СТРЕЛА

Клятвопреступник

Жили два друга — Хорт и Мечко. Оба любили красавицу Любавицу, но сердце она отдала Мечко, и по осени уже назначили было свадьбу.

Однажды к крепости древлян нагрянула орда степняков. Началась осада. Через две недели силы осажденных пошли на убыль.

Ночью воины древлян вывели подземным ходом из крепости женщин, стариков и детей, услав их тайными тропами к заповедному озеру, чтобы спрятались там на острове. А часть воинов вернулась в крепость: надо было выиграть время, чтобы враги не проведали об ушедших.

Заутро верховный волхв древлян собрал всех у капища и провозгласил:

— Воины! Жизнь наших старцев, жен, сестер и чад — в наших руках. Будем же биться до последнего. Поклянемся грозному Перуну, метателю молний, что ни один из нас не дрогнет в борьбе с супостатом. Преступивший же клятву будет уязвлен от Перуна громовою стрелою, равно как и весь род его во веки веков.

И все поклялись в том Перуну.

Три дня и три ночи оборонялись еще древляне.

А вечером четвертого дня решился Хорт на немыслимое, черное дело: переметнулся к врагам и тем же подземным ходом привел их в крепость.

Застигнутые врасплох древляне не сдержали натиска, поголовно пали в сражении.

Тяжело раненного Мечко степняки казнили на глазах его вчерашнего друга — Хорта. Перед смертью Мечко успел выкрикнуть:

— Предатель! Нигде не скроешься от громовой стрелы Перуна!

Когда враги, разграбив крепость и щедро одарив Хорта, ушли, тот начал пробираться к заповедному озеру. Прежде чем объявиться у древлян, он нанес себе мечом несколько легких ран. Вскоре всех на острове сразила ужасная весть о гибели защитников крепости.

К исходу лета люди вернулись домой. Хорт стал их вождем, а в жены взял Любавицу. Он никогда и никуда не выходил из дому в ненастье: опасался мести небес.

Прошло много лет. Как-то престарелый вождь со чады и домочадцы плыл на небольшой ладье к острову, дабы отпраздновать давнее спасение древлян от степняков.

Был ясный солнечный день.

Внезапно чистые небеса омрачились тучами, хлынул ливень с громом и молниями. И все увидали: над волнами летел крылатый Мечко со стрелою и луком в руках.

Онемевший Хорт закрылся щитом, но громовая стрела прожгла и щит, и самого клятвопреступника, и ладью.

Она перевернулась и все пошли ко дну. Так сбылось проклятие Перуна.

Ю. Медведев. Заклинание

По старинным поверьям, громовыми стрелами Перун поражает своих врагов и проливает на землю водяные потоки. Ниспадая из туч, стрелы входят далеко в глубь земли, а через три года или семь лет возвращаются на ее поверхность в виде темно-серого или черного продолговатого камушка: это они образовались в песках от удара молнии и известны под именем громовых стрелок. Почитаются в народе за верное средство против ударов грозы и пожаров.

Такие «громовые стрелки» держали на чердаке, уже не опасаясь впредь пожаров от молнии.

ДАЖЬБОГ

«Да станут они, яко зеркало!»

— Княже, к тебя взывает Влад рыжебородый, — сказал слуга, войдя в княжеский шатер. Слуга промок насквозь — с неба низвергались потоки дождя. — Его уязвила стрела степняков, он умирает и хочет проститься.

Князь поднялся с медвежьей шкуры, вышел из шатра и, увязая в грязи, зашагал туда, где умирал Влад рыжебородый, один из его лучших воинов.

Тяжелы были думы властителя. Стоило ему отправиться за данью, как налетели степняки и захватили крепость русичей. Три дня, по обычаю, пировала орда степняков в поверженном граде, но отрок по имени Сила сумел среди ночи обмануть бдительность вражьих дозоров. Возле Ярилиной горы он нагнал нашу дружину и поведал о страшной беде. Скороспешно вернулись русичи, но теперь уж степняки заперлись в разграбленной крепости, разя стрелами осаждающих и не подпуская их к стенам. Да еще, как назло, зарядили дожди — тут уж не до натиска, не до приступа. «А ну как не сегодня-завтра подоспеет подмога стервятникам?» — горестно вопросил сам себя князь и окончательно впал в уныние.

Лик рыжебородого Влада был искривлен предсмертной мукой. Князь опустился на колени, склонился над умирающим. Тот прохрипел:

— Княже… было мне ночью видение. Будто сам Дажьбог шествует навстречу мне с трезубцем в деснице и подобием солнышка в шуйце. И лик его тоже пресветл, яко солнце. И рек мне Дажьбог… — Влад прикрыл глаза и умолк.

— Говори же, говори, — прошептал князь. — Поведай речь божью.

— Он глаголил: «Натрите ваши медные щиты песком — да станут они, яко зеркало. И отражусь я в каждом щите!»

Голова Влада откинулась — последний вздох слетел с его уст. Долго еще сидел князь подле умершего и затем приказал воинам исполнить повеление Дажьбога.

Наутро в ясном, безоблачном небе явилось пресветлое солнце. К полудню грязь подсохла. И тогда русичи, собравшись на северной стороне, по команде князя разом обратили свои щиты к стенам родной крепости.

Лик Дажьбога, отраженный в щитах, ослепил врагов, те закрывались ладонями от бьющего в глаза сияния, взывали к своим идолам — все было тщетно. Вскоре воинство князя справилось с бессильным врагом, завладело собственной крепостью, оплакало погибших и воздало великую хвалу спасителю-Дажьбогу.

Дажьбог — это сын Сварога, бог солнца и его олицетворение.

В «Ипатьевской летописи» сказано:

«И после Сварога царствовал сын его именем Солнце, его же нарицают Дажьбог… Солнце-царь, сын Сварогов, иже есть Дажьбог, был муж силен…»

Идол его стоял на холме в Киеве при князе Владимире. Дажьбогов день, или Велик-день, праздновали весной (это время совпадает с христианской Пасхой). В этот день хоронили или сжигали Кострому-Кострубоньку или Зиму, пекли сладкие хлебы, а яйца красили луковой шелухой в солнечный красный цвет.

Считалось, что первоначально под покровительством Дажьбога находились все божества плодородия, лесов, скотоводства, звероловства, растений и т. п., потому что он был подателем всех благ земных.

Наши предки верили, что Дажьбог незримо присутствует на свадьбах, встречает жениха на рассвете в день бракосочетания «меж трех дорог». По весне Дажьбог высылает соловушку «замыкать зиму и отмыкать лето».

ДЕВЫ СУДЬБЫ

«Смирись и не ропщи!»

Жили два брата—младший в довольстве и счастье, а старший в горе и бедности. Настало лето. Старший брат нанялся у младшего убирать хлеб. Однажды приходит он на поле и видит: женщина в нищенском рубище ходит между копнами, выдергивает самые крупные и рясные колосья из снопов, полученных старшим братом за работу, и втыкает их в снопы младшего.

— Кто ты? — спросил бедняк возмущенно. — Что тут делаешь?

— Я — Доля твоего брата, его судьба. Он спит, а моя обязанность — денно и нощно трудиться на него, как на своего господина. С самого рождения его до смерти я ему верная слуга. Берегу его от опасностей, лелею его детей. Окропляю его поля и огород росою. Гоню ему рыбу в сети, рои пчел — в улья. Охраняю от хищного зверя и холю его скотину. Привожу к нему купцов, набиваю цену на его товар.

— А как же моя судьба? Почему она не заботится о моем благополучии?

— Твоя судьба Недоля — белоручка. Она знай спит днем и ночью, так что ты обречен на бедность. И сколько бы ни пытался облегчить свою судьбу, тебя везде и всегда будут преследовать Лихо, Горе, Злосчастье, Беда, Нужда, Кручина. Смирись, несчастный, и не ропщи!

Потому и гласит пословица:

«Хорошо тому жить-поживать, чья доля не любит спать!»

Доля и Недоля — счастье и несчастье, судьба и несудьба, удача и неудача. В древности это были две сестрицы, девы судьбы, — небесные пряхи, которые пряли нить жизни каждого человека. Но у доброй Доли, красавицы, улыбчивой помощницы богини Макоши, текла с веретена ровная, золотистая нить, в то время как угрюмая, кудлатая Недоля пряла нитку остистую, неровную, кривую, непрочную. Такова и участь выпадала: кому-то удачная, кому-то злая, одним — дар, талант, другим — бесталанность. Не зря говорят в народе:

«Не в воле счастье, а в доле»,

«Недоля сталась — напасть досталась»,

«Тужить о своей доле — что ветра искать в чистом поле».

Говорят, приветливая Доля может завести поначалу дружбу со всяким человеком, но, разобравшись в его натуре, уходит от злодея или ленивца.

В глубочайшей древности само слово «бог» означало «доля», «судьба», «участь».

У сербов подобных сестер зовут Среча и Несреча. Среча — красивая, добрая девушка, заботливая, ловкая: она крепко держит в своих ласковых руках нить человеческой жизни! Несреча — седая старуха с мутным взором, которая прядет слишком тонкую, легко обрывающуюся нить. Об этом есть и поговорка:

«Несреча танко пряде»,

то есть тонко, плохо прядет, и нить ее не прочная.

Также у южных славян есть Суденицы — девы жизни и судьбы, которые определяют судьбу человека при его рождении. Едва родится младенец, в избу приходят три сестры и нарекают новорожденному судьбу. Затем они тихо удаляются. Если в то время в окошко заглянет месяц, то в его лучах можно разглядеть их зыбкие очертания и воздушные одеяния. То, что присуждают Суденицы, никакая сила не может изменить. Сходны с ними вещие жены, нарекающие судьбу младенца, именуются орисницами. Обычно это молодые красавицы, одетые в белые платья, или древние безобразные старухи; иногда вместо платьев они покрыты перьями. Живут они на краю света, где небо сходится с землею, и прилетают к новорожденным детям на третий день, дабы наделить младенца Долей или Недолей. Их предсказания слышит только мать ребенка и близкие родственницы, которым запрещено разглашать пророчество — иначе онемеешь или окаменеешь. Обычно орисницы долго спорят между собою, какую судьбу назначить младенцу, поэтому люди заведомо готовятся к их прилету, стараясь умилостивить: не гасят огонь в спальне, кладут под подушку ребенку сладкую лепешку, кольца, серьги, одевают в рубашку отца…

ДЕРЕВЬЯ

Береза и тополь

Женился парень на красавице, которую любил всем сердцем, и жил с нею счастливо, а мать сноху возненавидела и положила во что бы то ни стало сжить ее со свету. Вот зазвала она раз к себе молодых на угощение и налила им в чарки зелена вина, только никто не заметил, что из разных кувшинов наливала: сыну — вина чистого, а молодой жене — со злыми зельями ядовитыми. Но у молодых было в обычае меняться чарками — вот они и принялись друг друга потчевать. Все в жизни пополам они делили — разделили и смерть.

Рвала мать на себе волосы, а поздно. Осталось ей только похоронить их подальше друг от друга: сына перед церковью, а невестку позади церкви. В ту же ночь вырос из могилы мужа тополь, а из могилы жены березка выросла, и сплелись они ветвями, да так, что не разрубить, не разорвать. Хотела мать срубить деревья, да люди не дали. А береза да тополь в том селе и по сю пору растут.

Славяне, живущие в лесах, относились к деревьям с большим почтением, наделяя почти каждое сверхъестественными свойствами. Рощи и леса почитались местами священными. Наиболее почитаемыми и могущественными были старые деревья. Сквозь их дупла пролезали больные, чтобы снять с себя хворь.

Самым большим поклонением пользовался дуб — Перуново древо. Его до сих пор упоминают в заговорах:

«На море на Окияне, на острове Буяне стоит дуб могуч…»

Предание о мировом древе, которое обнимает корнями землю, а ветвями держит небесный свод, славяне по преимуществу относят к дубу.

Как дуб посвящался Перуну, так липа была деревом богини Лады, а береза — Купалы. Березу почитали и как символ берегинь, русалок во время весеннего праздника Семика, когда в селение вносили распустившееся дерево и девушки надевали березовые венки. На бересте писали и приколачивали к деревьям прошения лешим: вернуть, например, заблудившуюся коровушку, подвести под ружье охотнику дичь, помочь не заплутаться, когда девки пойдут по малину.

Существует немало преданий о том, что душа после смерти может перейти в дерево.

Скрипит дерево — это душа покойника просит помолиться за нее. Душа невинно убитого воплощается обычно в тростнике или иве и, если сделать из него дудочку, расскажет об убийстве. К дереву, выросшему на могиле, нельзя прикасаться, нельзя сорвать с него ветку или сломить плод — это причинит душе невыразимые мучения.

Наши предки опасались сажать около домов крупные деревья: дубы, каштаны, ели. Эти деревья настолько могучи, что могут вытянуть из человека все его жизненные силы. Перерастет такое дерево посадившего его — он умрет. Перерастет весь дом — умрет хозяин или погибнет вся семья. Верили также, что души деревьев воплощаются в образах девушек с прекрасными, сияющими лицами. Имя им — древесницы. Именно для того, чтобы не повредить этим красавицам, деревья в старину старались не рубить, а собирали сушняк, сухостой.

В народных сказаниях и песнях весьма обыкновенно сравнение детей с ветвями и верхушкою дерева; наоборот, пасынок употребляется в областных наречиях для обозначения меньшего из двух сросшихся деревьев. Сходство между многодетной семьей и ветвистым деревом выразилась в понятии родословного древа.

Названия ноги, руки, пальцев и ногтей в санскрите (основе всех языков индоевропейской группы, к которой принадлежат и славянские языки) объясняются уподоблением человека растению. Ногами человек касается земли и тем самым напоминает дерево, прикрепленное корнями к матери — сырой земле. Если ноги сравнивались с корнями, то самое туловище представлялось стволом, а руки казались отростками. Ноготь вырастает на пальце, как лист на ветке. «Рамень», «раменье» в русском языке — лес, поросль, «раменный» — боровой, лесной — происходят от одного корня со словом «рамена» — плечи; «шкура» в некоторых областных наречиях обозначает древесную кору; волосы народный эпос отождествляет с травой, а траву и цветы называет волосами земли.

ДИВ

Ю. Медведев. «Пророчество»

Див — одно из воплощений верховного бога Сварога (возможно, то же самое, что Дый).

В некоторых старинных русских преданиях говорится о поклонении богу Диву.

Память об этом сказочном, невероятном существе сохранили для нас слова «диво», «удивление»: то есть нечто, вызывающее изумление. Облик Дива никто не мог удержать в памяти, разные люди даже видели его по-разному! Сходятся отзывы о нем в одном: это вихрь-человек, сверкающий, точно молния, который внезапно появлялся на пути войска, идущего в поход, на бой, и выкликал пророчества: то страшные, то благоприятные. Помните, в «Слове о полку Игореве»:

«Див кличет вверху дерева…»

Трусливым хотелось бы думать, что это просто птица недобрая, ворон каркает, ревет ветер, грохочет буря, но Диву была ведома судьба тех, кто обречен на близкую смерть, и он силился упредить людей об опасности. Но ведь судьбу обмануть невозможно, не уйти от нее никому… а потому пророчества Дива, точно так же, как греческой Кассандры, оставались не услышанными, не понятыми — и никому не приносили удачи и счастья.

В разгар боя он веял своими крыльями над теми, кто был обречен на поражение, и клики его чудились погребальным плачем, последним прощанием с жизнью, с белым светом.

Считалось также, что если человек услышит голос Дива, он может забыть о том, что собирался сделать, особенно если намерение было преступным, а то и вовсе утратить память или и того хуже — навеки лишится рассудка.

ДИВЬИ ЛЮДИ

Песьи пещеры

Давным-давно объявились вдруг близ реки Медведицы песиглавцы. Немного их было — две-три дюжины выродков, — а урон наносили немалый. То путника одинокого лютой смерти предадут, то исхитят пригожую молодку. Бросятся мужики в погоню, а тех песьих голов и след простыл, будто сквозь землю провалились. А был в деревне дряхлый-предряхлый знахарь Светун. Время от времени он обмирал и лежал недвижно, а когда в себя приходил, дивно рассказывал о том свете, куда душа его. И вот сызнова пришел в себя Светун да и молвит:

— Люди добрые, знайте: зверюги эти, песиглавцы, поселились в пещерах, что на правом берегу Медведицы, близ дубовой рощи. Там я их и увидал во время своего вещего сна. И три наши девки украденные — там же, в пещерах.

— Поди-ка сунься в оные пещеры, — в страхе пробормотал кто-то из мужиков. — Перебьют по одному. К тому же, там входов-выходов десятка полтора, не менее. Тут надобно все хорошенько обмозговать…

— А мы песьи головы перехитрим. Надобно в некотором отдалении от пещер снарядить трех-четырех наших девок в ратном одеянии, с луками, мечами и щитами. Пусть одна притворится мертвой, со стрелою, вроде бы торчащей из горла, а подружки ее пусть на все лады голосят по убиенной и проклинают песиглавцев. Те на бабий дух падкие — спасу нет! Непременно выедут из пещер.

Но кое-кто засомневался:

— Где ж нашим девкам выстоять против выродков песиглавых? Непривычны наши голубицы ратоборствовать.

— Стало быть, надо выбрать тех девок, что покрепче и похрабрей. И за месяц-другой обучить их воинскому кровавому делу.

На другой день собралась на совет вся деревня. Судили-рядили, как быть. Порешили наконец, уже ближе к полудню: исполнить все, как замыслил Светун. А пятеро молодок сами вызвались на смертное дело.

И ведь сбылись, сбылись вскоре предначертания Светуна! Двух песиглавцев мужики порешили в схватке, а одного в плен захватили. Сперва молчал он, как рыба, а когда подтащили его к железному острейшему колу, чтоб на оный кол задницей посадить, завизжал, забился — и от страха лютого указал все потайные ходы-выходы из пещер.

Тут-то сызнова изумил всех знахарь: велел в одночасье у всех нор и лазов зажечь горючую серу. Дым пополз внутрь пещер — и вскоре начали оттуда выползать воющие песиглавцы. Перебили их, ясное дело, всех до единого. А потом и девицы пленные выскочили, чуть живые от страха. Уже и света белого увидеть не чаяли небось!

Много чего о житье-бытье проклятых песиглавцев понарассказали они на том пиру, что устроился в селе после победы над нечистью. Жаль только, не пировал вместе со всеми столетний старец Светун: сызнова впал в обмиранье.

А пещеры, что близ рощи дубовой на другом берегу Медведицы, с тех пор так и зовутся — Пёсьи пещеры.

Хвостатые песиголовцы, уроды с огромными ушами, в которые они заворачивались, как в одеяло, одноглазые циклопы с лицом на груди, — о каких только диких людях не рассказывали путешественники древности, возвращаясь из дальних и опасных странствий!

По некоторым позднейшим народным легендам, дивьи люди до сих пор обитают близ Волги, в Змеиной пещере, вместе с прикованным там к стене разбойным атаманом Стенькою Разиным, которого сосет за сердце летучий змей.

ДОМОВОЙ

Плач домовых

Однажды маленький Чуйко проснулся от того, что послышался ему чей-то тоненький плач на дворе.

Мальчик сполз с печки и осторожно, крадучись, выбрался на крылечко. Пусто во дворе, в небе луна светит. А плач доносится из-за околицы.

Ступил Чуйко босыми ногами в росистую траву и ринулся со двора. Добежал до околицы — да так и обмер, когда увидал каких-то низеньких человечеков, горько плачущих. Утирая слезы кулаками, глядели они на небо, а в небе явлен был всадник на белом коне. Лицо всадника было искажено мученической мукою, потому что его пронзила стрела. Он понукал усталого коня, пытаясь уйти от погони, и вот уже Чуйко увидел меховые шапки степняков, увидел их длинные копья. А еще он узнал умирающего всадника. Это был Воля, его отец!

Закричал Чуйко и грянулся оземь без памяти. Рано утром нашла его матушка, которая встала подоить корову да хватилась сына. Кое-как привели мальчишку в сознание — и поведал он о ночном видении.

К тому времени вокруг полдеревни собралось, и взрослые, выслушав его, молча переглянулись. Они сразу поняли, что видел Чуйко домовых, слышал их причитания. Известно — если домовой плачет ночью, это всегда предвещает беду, а может быть, и смерть хозяина. Что же вещует плач всех деревенских домовушек?

— Парнишка видел степняков — не их ли надобно опасаться? — сказал Воля.

— Сон это и бредни глупые, — зевнул пастух Мушка.

— Глупец тот, кто не чтит старых примет и не внемлет разумным советам, — сурово ответил Воля. — Изготовимся к обороне, односельчане.

Все взялись оружие чистить и боевой припас готовить. На ночь вдоль околицы караулы встали… и что же? Напали-таки степняки на деревню!

Только ждали они найти сонных, безоружных людей, а наткнулись на стрелы да копья, да рогатины. Завязался тяжелый бой, длился он целые сутки. Ушли степняки с большим уроном, ну а село удалось отстоять. Воля был ранен стрелою в плечо.

Стойко терпя боль, улыбнулся перепуганному сыну:

— Это все пустое. Нет на свете воина, кто хоть раз не был ранен. Но когда, бы не услышал ты плач домовых, все могло быть куда хуже!

Говорят, домовой и по сю пору живет в каждой деревенской избе, да не каждому об этом ведомо. Зовут его дедушкою, хозяином, суседкою, доможилом, бесом-хороможителем, но это все он — хранитель домашнего очага, незримый помощник хозяев. Конечно, он может и во сне щекотать, и греметь по ночам посудою, или за печкой постукивать, но делает это больше от озорства. Главное же дело его — досмотр за хозяйством. Если ему жилье по душе, то он служит этой семье, словно в кабалу к ней пошел. Зато ленивым и нерадивым он охотно помогает запускать хозяйство, мучает людей до того, что давит по ночам чуть не до смерти или вовсе сбрасывает с постелей.

Если слышится плач домового, даже в самой избе, — быть покойнику. Смерть самого хозяина предрекает домовой тем, что, садясь за его работу, прикрывает голову его шапкою. Перед чумою, пожаром и войною домовые выходят из села и воют на выгонах.

ДУША

Возмездие

Жили-были богатый купец с купчихою. Своих детей Бог им не дал, и взяли они в дом приемную дочь. Выросла она красавицей. Тем временем купчиха заболела и умерла. Жаль было купцу, да делать нечего. Похоронил ее, поплакал… и стал на свою дочь засматриваться. Обуяла его страсть нечистая, сотворил он над девицей великий грех, и понесла она чадо. Тут как раз вышел купцу приказ от царя: собрать корабли да плыть в тридесятое царство за товарами. Велел купец приготовить все к дальнему походу в страны заморские, а грех свой великий решил злодейски сокрыть. Ночью взял он со стены острый нож и зарезал дочь: кровь так и брызнула! После взял убитую на руки, отнес в сад и спрятал в потайной погреб; людям своим сказал, будто дочь сбежала с полюбовником, сам сел на корабль и уплыл.

Вот плывет он мимо скал диких и грозных, а над скалами летают птицы с человеческими головами, и одна птица, с лицом убитой дочери, кричит зловеще:

— Убийца! Убийца! Грядет возмездие!

От страха купец даже памяти на время лишился.

А тем временем домом купеческим заправлял приказчик. Вот снится ему, будто кто-то говорит: «Что ты спишь? У тебя в погребе мертвец!»

Приказчик проснулся, взял ключи и пошел по кладовым; все обошел, а один ключ лишний. Еле-еле отыскал погреб, еле-еле доискался входа — так заросло все травой и деревьями. Отворил дверь, а в том погребе гроб стоит, в гробу девица мертвая.

Говорит ему девица, дочь купеческая:

— Сослужи мне службу, добрый молодец! Облегчи меня: возьми острый нож и вынь из меня младенца.

Приказчик взял нож, разрезал чрево, вынул младенчика и отдал его воспитывать своей матери.

Приехал купец из тридесятого государства; стал государю про свое путешествие докладывать, а мальчик прибежал во дворец да все вокруг них увивается.

— Чей такой славный ребенок? — спрашивает царь.

— Это сын моего приказчика, — отвечал купец.

Царь пожелал забрать мальчика во дворец, у стола прислуживать, позвал к себе приказчика — волю свою объявить. А он тотчас и рассказал все как было.

Царь купца казнил, а мальчика взял к себе: он и теперь при государе живет!

Славяне признавали в душе нечто отдельное от тела, имеющее свое самостоятельное бытие. Сначала их хранит при себе Бог — и здесь они безгрешны, а после жизни, очистившись от грехов, душа вновь возвращается к нему. Таким образом, душа не только бессмертна, но и вечна, как сам Бог.

Согласно верованиям наших предков, душа еще в течение жизни может временно расставаться с телом и потом снова возвращаться в него; такое удаление души обыкновенно бывает в часы сна, так как наш сон и смерть — понятия родственные. О колдунах и колдуньях рассказывают, будто они, погружаясь в сон, могут выпускать из себя воздушное демоническое существо, то есть душу, которая принимает различные образы и блуждает по тем или другим местам, причем оставленное ею тело лежит совершенно мертвым. И во время обмирания, или летаргического сна, душа, по русскому поверью, покидает тело и странствует на том свете.

ЕЛЕНА-ПРЕКРАСНАЯ

Как Ванюша себе царевну добыл

Жил-был мужик, да умер, осталось после него три сына: старшие и умом взяли, и статью, а младший, как водится, простоват и с виду не Бог весть что. Пришло в ту пору от царя известие, что дочь его Елена Прекрасная приказала выстроить себе храм о двенадцати столбах, двенадцати венцах, сядет она в этом храме и будет ждать жениха, удалого молодца, который бы на коне-летуне с одного взмаха поцеловал ее в губки. Всполошился весь молодой народ, братья усы навивают да коней чистят, а Ванюше не до того: отец недавно умер, надо на его могилке молитвы читать. Три ночи ходил, а потом братья собрались, нарядились и ускакали в столицу — счастья пытать. Младшего с собой не взяли: «Где, — говорят, — тебе! У тебя-де и коня-то нет».

Пошел Ваня на кладбище, а у самого слезы от обиды текут. И вот встал его отец из домовины и говорит: «Не плачь, сын, помогу твоему горю». Свистнул он, гаркнул молодецким голосом, соловейским посвистом: откуда ни возьмись, конь бежит, земля дрожит, из ушей пламя пышет, из ноздрей дым валит. Встал перед Ваней как вкопанный, словно перед хозяином. Отец научил, что делать; влез Ваня в одно ухо коню, в другое вылез и сделался таким молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Сел на коня, подбоченился и соколом полетел прямо к палатам Елены Прекрасной.

С разбегу подскочил — двух венцов до ее окна не достал, завился опять, разлетелся — одного венца не достал, еще завился, завертелся, как огонь, метко нацелил — и прямо в губки чмокнул Елену Прекрасную.

— Кто? Кто? Лови! — его и след простыл. Прискакал на отцову могилу, коня пустил в чисто поле, отцу поклонился и просит совета родительского, как дальше быть. Старик подал совет, Иван выслушал и пошел домой.

На другой день шум по царству прошел: царевна Елена Прекрасная собирает всех ко двору — жениха искать неведомого. Прошли перед ее взором генералы, прошли бояре, дворяне, справные мужики, а Иван сидит себе в черной прихожей и улыбается: «Полюбился я ей молодцом — пусть полюбит меня и в кафтане простом!»

Вышла Елена Прекрасная в прихожую, повела вокруг ясным оком — и вмиг Ивана признала. Вскоре повенчались они, а он-то стал какой умный и смелый, какой красивый! Сядет, бывало, на коня-летуна, шапку набекрень, подбоченится — царь, ну настоящий царь! И не подумаешь, что когда-то был простак Ванюша.

Героиня волшебных славянских сказок названа так, конечно, в честь той древнегреческой Елены, из-за которой теряли голову все мужчины и была до основания разрушена Троя, однако в наших сказках ей соответствуют и Анастасия Прекрасная, и Василиса Премудрая (Прекрасная), и Марья-царевна, и Марья Моревна, и Царь-девица, и другие. Эти несравненные красавицы наделены вещим умом, волшебной силою, властью над природными стихиями, а главное, духовной проницательностью, и все это они готовы отдать своему возлюбленному герою, подобно тому, как некогда, по истечении эпохи матриархата, женщины безропотно подчинились мужчинам и всю потустороннюю, неземную, чародейную силу свою замкнули лишь в пределах семьи, дома, любовных, бытовых отношений — в пределах своего бабьего царства.

ЖАР-ЦВЕТ

Невидимка

Один крестьянин искал накануне Ивана Купалы потерянную корову; в самую полночь он зацепил нечаянно за куст цветущего папоротника, и чудесный цветок попал ему в лапоть. Тотчас стал он невидимкою, прояснилось ему все прошлое, настоящее и будущее; он легко отыскал пропавшую корову, сведал о многих сокрытых в земле кладах и насмотрелся на проказы ведьм.

Когда крестьянин воротился в семью, домашние, слыша его голос и не видя его самого, пришли в ужас. Но вот он разулся и выронил цветок — и в ту же минуту все его увидали. Мужик был простоват и сам понять не мог, откуда далась ему мудрость.

Однажды к нему явился под видом купца черт, купил у него лапоть и вместе с лаптем унес и папоротников цвет. Мужик порадовался, что нажил денег на старом лапте, да вот беда — с потерею цветка окончилось и его всевидение, даже позабыл про те места, где еще недавно любовался зарытыми сокровищами.

Когда цветет этот фантастический цветок, ночь бывает яснее дня и море колышется. Рассказывают, что бутон его разрывается с треском и распускается золотым или красным, кровавым пламенем, и притом столь ярким, что глаз не в состоянии выносить чудного блеска; показывается этот цветок в то же самое время, в которое и клады, выходя из земли, горят синими огоньками…

Ночь, в которую цветет папоротник, бывает среди лета — на Ивана Купала, когда Перун, по древнему представлению, выступал на битву с демоном-иссушителем, останавливающим колесницу Солнца на небесной высоте, разбивал его облачные скалы, отверзал сокрытые в них сокровища и умерял томительный зной дождевыми ливнями. Сверх того, папоротников цвет распускается и в бурногрозовые летние и осенние ночи, известные под именем воробьиных, или рябиновых, когда часть воробьев черт отпускает на волю, а другую предает смерти, что указывает на враждебное отношение его к этим птицам. Но, вероятно, еще в эпоху язычества с воробьем стали соединять то же демоническое значение, какое присваивалось ворону, сове и другим хищным птицам, в которых обыкновенно олицетворялись грозовые бури…

В темную, непроглядную полночь, под грозой и бурею, расцветает огненный цветок Перуна, разливая кругом такой же яркий свет, как самое солнце; но цветок этот красуется одно краткое мгновение: не успеешь глазом мигнуть, как он блеснет и исчезнет! Нечистые духи срывают его и уносят в свои вертепы. Кто желает добыть цвет папоротника, тот должен накануне светлого праздника Купалы отправиться в лес, взявши с собою скатерть и нож, потом найти куст папоротника, очертить около него ножом круг, разостлать скатерть и, сидя в замкнутой круговой черте, не сводить глаз с растения; как только загорится цветок, тотчас же должно сорвать его и разрезать палец или ладонь руки и в рану вложить цветок. Тогда все тайное и скрытое будет ведомо и доступно…

Нечистая сила всячески мешает человеку достать чудесный Жар-цвет; около папоротника в заветную ночь лежат змеи и разные чудовища и жадно сторожат минуту его расцвета. На смельчака, который решается овладеть этим чудом, нечистая сила наводит непробудный сон или силится оковать его страхом: едва сорвет он цветок, как вдруг земля заколеблется под его ногами, раздадутся удары грома, заблистает молния, завоют ветры, послышатся неистовые крики, стрельба, дьявольский хохот и звуки хлыстов, которыми нечистые хлопают по земле; человека обдаст адским пламенем и удушливым серным запахом; перед ним явятся звероподобные чудища с высунутыми огненными языками, острые концы которых пронизывают до самого сердца. Пока не добудешь цвета папоротника, Боже избави выступать из круговой черты или оглядываться по сторонам: как повернешь голову, так она и останется навеки! — а выступишь из круга, черти разорвут на части. Сорвавши цветок, надо сжать его в руке крепко-накрепко и бежать домой без оглядки; если оглянешься — весь труд пропал: Жар-цвет исчезнет! По мнению других, не должно выходить из круга до самого утра, так как нечистые удаляются только с появлением солнца, а кто выйдет прежде, у того они вырвут цветок.

(По А. Н. Афанасьеву)

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

Варяжский путь

Быстро бежит ладья русичей по вольным волнам днепровским.

— Эх-ма, сколь уж далеко отплыли от Великого Новгорода родимого, — вздыхает отрок Янь, сидящий на корме. — И от разбойников многажды отбивались, и на порогах страху натерпелись. Особенно зловещ Ненасытецкий — того и гляди о скалу расшибет. Недаром на нем кости белеют людские — много, ох, много людишек расшиблись насмерть. Вот он каков, путь из варяг в греки.

— Не зря сказано предками: «Варяжский путь — о покое забудь», — молвил как бы про себя чернобородый удалец Семиус, управляясь с парусом.

— Ну, теперь все страхи позади, — оживился Янь. — Глядишь и в Царьграде вскоре окажемся. А правда ли, будто там стены крепостные — вышиною до небес, и одолеть Царьград никому не под силу?

Кормщик Малюта взглянул на отрока с хитрецою:

— Волков бояться — в лес не ходить. Эх, молодо-зелено! Кому-то и не под силу, а вот князь Олег Вещий многажды Царьград боем брал, и щит свой прибил на вратах оного града.

— Когда боем, а когда и хитростью, — подсказал удалец Семиус. — Однажды приплыл Олег к Царьграду с двумя тысячами ладей — а греки цепями пролив перекрыли. Тогда повелел князь поставить ладьи на колеса да поднять паруса — и посуху подступили к стенам. Греки тут же сдались на милость победителей.

— Ура! Скоро будем в Царьграде! Завалим все наши базары тамошним добром! — торжествовал отрок Янь, но Семиус его осадил:

— Не хвались перьями, жар-птицу не изловивши. Слыхал присловицу: «Кто в море не бывал, тот горя не видал». Как-то нас встретит царь морской, хозяин Понта Эвксинского, а по-нашему, Черного моря? Надо ему жертву принести.

— Да и Днепру, коего греки Борисфеном нарекли, — тоже петушка пожертвуем. Исполать ему, Славутичу сребробородому, не загубил на порогах. — Малюта переложил руль влево. — Видишь, Янь, остров Хортица показался? Там у священного дуба и вознесем хвалу нашим богам. Говорят, на ветвях сего древа обитает вещая птицедева. Но видеть ее и слышать дано небесами лишь тому, кому суждена долгая жизнь.

…Вокруг священного дуба Малюта, Янь и Синеус воткнули в землю стрелы — от нечистой силы. Кормщик поднял к солнцу черного петуха и провозвестил:

— Тебя восславляем, верховный владыка Понта Эвксинского, а по-нашему — Черного моря!

— Тебя восславляем, Днепр Славутич, батюшко! — подхватил удалец Синеус. И сияли вокруг вольные волны днепровские. И сидела на ветвях священного дуба вещая птицедева, пела божественную песнь.

Но видел и слышал ее только отрок Янь.

Жертвоприношение в глубокой древности было главным религиозным обрядом.

До сих пор, оставляя на могилках в родительский день остатки нашей трапезы, мы следуем древнему обычаю — чествуем предков бескровной жертвой. Колядки на Рождество, Новый год и в Крещение — тоже воспоминания о прежних языческих жертвоприношениях.

ЖИВАЯ И МЕРТВАЯ ВОДА

Спасительная влага

Жил на свете царь, и было у него три сына. Да вот беда: стал он к старости слепнуть. И послал сыновей за целебной живой водою. Разъехались они в разные стороны.

Долго ли, коротко — оказался младший сын, Иван-царевич, у двух гор высоких, стоят те горы вместе, вплотную одна к другой прилегли; только раз в сутки они ненадолго расходятся, но вскоре опять сходятся. А промеж тех гор бьет из земли вода живая и мертвая.

Ждал-пождал царевич у гор толкучих, когда они расходиться станут. Вот зашумела буря, ударил гром — и раздвинулись горы. Царевич стрелой меж них пролетел, почерпнул две скляницы воды — и вмиг назад повернул. Сам-то богатырь успел проскочить, а у коня задние ноги помяло, на мелкие части раздробило. Взбрызнул он своего добра коня мертвой и живой водой — и встал тот ни в чем невредим.

На возвратном пути повстречал царевич своих братьев и поведал им о горах толкучих, об источниках живой и мертвой воды. А ночью братья убили его сонного — да и поехали с заветными скляницами в свое царство.

Лежит Иван-царевич бездыханный — рядом уж воронье кружится. Но верный его конь, который добро получше иных людей помнил, пошел за помощью и встретился с вещей девой, которая жила на опушке леса. Она понимала речь зверей и птиц. Привел ее конь к мертвому хозяину. Поставила дева силки, и попался туда вороненок. Тут взмолились ворон с воронихою:

— Не губи нашего дитятю, за то мы воды тебе мертвой и живой принесем.

Полетели птицы вдогон братьям-злодеям и ночью, когда те уснули, забрали обе скляницы. Окропила дева вещая Ивана-царевича сперва мертвой водою, потом живой — и встал богатырь ни в чем невредим.

А братья проснулись поутру, заметили пропажу — и решились возвращаться к толкучим горам, самим воду добывать. Вот зашумела буря, ударил гром — раздвинулись горы. Братья стрелой пролетели между них, зачерпнули воды, назад было повернули, да замешкались: никак один другого вперед пропустить не хотел, каждый норовил первым быть! Горы успели сомкнуться и погубили братьев.

А Иван-царевич с вещей девою приехал в свое царство и вернул зрение государю. На деве он вскоре женился. Стали они жить-поживать да добра наживать.

В глубокой древности возник миф, общий для всех индоевропейских народов, о живой воде: она исцеляет раны, исцеляет тело крепостью, заставляет срастаться рубленые раны и даже возвращает саму жизнь. Ее также называют богатырской водою.

Мертвую воду называют еще «целющей», она сращивает части тела, разрубленного на куски, но оставляет его бездыханным, мертвым. Остальное довершает вода живая — возвращает жизнь, наделяет силой богатырской.

ЗАГАДОЧНЫЕ ЯВЛЕНИЯ

Всевед

Жаркою порою, в начале месяца зарева, пропал во граде Славенске сын самого воеводы, отрок Всеволод. Пошел со други в лес по ягоды, но к вечеру разразилась гроза, какой и старики не припомнят, и бушевала она люто и долго. К пополуночи вернулись ребятишки, но без Всеволода — запропастился он невесть где.

Минуло почти три года. И вот за неделю до Купалы явлено было граду Славенску видение. В полночь вдруг осветился весь окоем, а над ним возникло подобие четырех храмов, златом и каменьями самоцветными отделанных. Весь Славенск созерцал чудо великое.

Тем временем одна из храмин приблизилась ко граду.

— Батюшка! Матушка! Я прилетел! — послышался в небе голос Всеволода.

Из храмины подобием змия выползла извилистая, прозрачная, сияющая зеленоватым светом труба и поползла в небесах ко граду Славенску. Когда же змий приблизился, в его пасти все узрели Всеволода. Вскоре он уже обнимал домочадцев. Храмины же вдруг пропали в небесах, и свечение на окоеме погасло.

И наутро, и через месяц, и через год, и спустя четверть века удивлял Всеволод слушателей своими чудесными рассказами. Выходило по его словам, что, убоявшись грозы, залез он в расщелину под кряжистым дубом, а когда выполз, увидал на поляне дивный храм. На боку зияла неровная дыра. Тут же послышался голос: кто-то умолял Всеволода войти в храмину, дабы спасти ее насельников от лютой беды.

Внутри храмины лежали в огромных прозрачных гробах люди, но не мертвые, а спящие. Голос, раздававшийся неведомо откуда, указывал Всеволоду, какие железные колеса крутить и какие палки и оглобли двигать в какую сторону. Через некоторое время незнакомые люди — а все они были в блистающих одеяниях, яко ангелы, — начали отрешаться от сна. Первым делом они заделали дыру в боку храмины, а потом поблагодарили Всеволода за помощь и предложили полетать над славенскою землею, словно на ковре-самолете.

— Боязно, знамо дело, было соглашаться, — рассказывал Всеволод. — Но где наша не пропадала! И вот взлетела, яко лебедь, эта храмина, и увидал я всю землю славенскую, а немного спустя — и родину небесных чужеземцев.

— И где же она, та родина? — спрашивали Всеволода.

— Сие мне неведомо. Одно скажу — в тех краях даже звезды другие. И все не так, как у нас. Живут там люди в домах высоченных, аж до небес. Ездят по дорогам твердым, как лед, в самокатных колясках безлошадных. Глядят в зеркала чудесные, в коих все видно, что на свете белом деется.

Вскоре после возвращения отрока славенцы прозвали его Всеведом. И не зря. Стал он людям будущее предсказывать, от дел лихих и тайных отговаривать, даже коляску самоходную пытался построить, но ехать безлошадно она не захотела.

В русских летописях часто встречаются описания удивительных, чудесных явлений.

Приходится признать, что во все времена люди сталкивались с необъяснимым, непознанным, восхищались этими явлениями, пугаясь их и навеки запечатлевая для потомства.

ЗВЕЗДЫ

Сказание о Девичьих Зорях

Жили-были на белом свете три красавицы-сестры (родством и дородством — сестра в сестру). Жили они в родном дому без отца-матери: сами правили домом, сами пахали, сами хлеб продавали. Проторяли к сестрам дорожку свахи-сваты, да было им всем диво-дивное: придут к воротам — ворота сами растворяются; пойдут к избе — двери сами отойдут настежь; взойдут в избу — в избе нет ни живого, ни мертвого, как после мора. Постоят, постоят, так и пойдут ни с чем. Выйдут на улицу, посмотрят на окна, а у окон сидят три сестры вместе, прядут одну кудель…

Стали все за это считать трех сестер ведьмами; и надумали бабы-свахи сжить девок со свету. Чего-чего только они ни измышляли, лишь бы загубить их! Поджигали то городьбу у них, то избу: и огонь не берет… По знахарям-ведунам хаживали: и те ума не приложат, что с тремя сестрами сделать! Увидали-подглядели однажды ночью зоркие бабьи глаза, что летит поднебесьем Огненный Змей прямо к дому ненавистных им трех сестер; полетал-полетал, да и прочь полетел несолоно хлебавши: и Змей их не берет!

Но вот — мало ли, много ли времени прошло: умерли сестры, все сразу. Узнали об этом свахи-бабы, пошли поглядеть на покойниц — пошли, а самих страх берет: послали наперед себя мужиков.

Мужики подошли к городьбе — городьба расступилась на четыре стороны, подошли к избе — изба рассыпалась в мелкие щепки.

Тут-то мужики догадались, что те сестры были прокляты на роду. Да и после смерти им худое житье: досталось век гореть звездочками возле Млечного Пути.

В стародавние времена звезды звались иначе, чем теперь: Зоряница, Денница, Утренница, Светлусса, Красопаня — это, конечно, Венера, каждому понятно.

Вечерняя звезда, первой появлявшаяся на небе, какова бы она ни была, всегда Вечерница, Зверяница (ибо в ту пору ночные хищники выходят на охоту). Марс звался Смертонос, Меркурий — Добропан, Сатурн — Гладолед, Юпитер — Кроломоц…

Конечно, то были живые существа, все это множество зачаровывающих, мерцающих, таинственных звезд, и чаще всего древний славянин представлял их прекрасными девами, которые летают по небу, держа в руках свечечки или лучинки. Они танцуют, водят хороводы, играют в прятки: оттого меняются и узоры звезд на небе. Все они служительницы богов: Утренницы и Денницы служат Зимцерле, богине утренней зари, другие — богам ночи, тьмы.

По девичьей примете, звезды падают не только к ветру, как говорят старые люди, а и к девичьей судьбе: в какую сторону о Святках звезда упадет, когда на нее смотрит загадывающая девушка, — в той стороне и суженый (жених) ее живет.

Звезды в мифологии южных славян — серебристая накидка, украшающая голову неба. Помимо того, по ним можно определить, сколько живых душ на земле: родился человек — зажглась звезда, отдал Богу душу — и звезда закатилась, погасла. Большие и светлые звезды принадлежат сильным мира сего — князьям, царям, королям и т. д.; малые и тусклые — неудачникам и беднякам; а уж самые крохотные, еле различимые глазом — всем другим существам: домашним животным, птицам, рыбам, зверям. Если человек найдет в небесах свою звезду, то непременно умрет.

В старину существовала астрономическая книга под названием «Звездочтец». В нем излагались сведения о вступлении солнца в различные зодиаки, о влиянии планет и звезд на судьбу человека и общественные события, а также природные явления, урожай. Также пророчились судьбы новорожденным в те или иные зодиаки.

ЗЕВАНА

Корноухий

Один молодой охотник проснулся как-то на рассвете в лесу от рева множества зверей. Вышел из своего шалаша — и обомлел: на поляне показались сотни зайцев, лис, лосей, енотов, волков, белок, бурундуков!.. Выхватил он лук и ну стрелять зверье. Уже целую гору набил, но все никак азарт охотничий унять не может. А звери бегут и бегут мимо, будто заколдованные. И тут показалась на поляне всадница в ратном одеянии.

— Как смеешь ты, злодей, без разбора истреблять моих подданных? — сурово вопросила она. — Зачем тебе горы мяса? Сгниет ведь все!

Взыграла в молодце кровушка от обидных слов, взрыкнул он в ответ: — Да кто ты такова, чтобы мне указывать? Сколько захочу, столько и положу зверья. Не твоя забота — моя добыча!

— Я Зевана, да будет тебе известно, невежа. А теперь взгляни на солнышко в последний раз.

— Это почему же? — храбрится охотник.

— Потому что сам станешь добычей.

И явился, как из-под земли, рядом с охотником медведище! Сшиб бедолагу наземь, а все прочие звери — и крупные, и помельче — налетели, принялись рвать на нем одежду в мелкие клочья и тело его терзать.

Совсем было уже распрощался незадачливый охотник с белым светом, как вдруг услыхал чей-то голос наподобие грома:

— Пощади его, жена!

С усилием поднял израненный страдалец голову и смутно разглядел рядом с Зеваной великана в зеленом плаще и остроконечной шапке.

— Да за что ж его щадить, Святобор? — покачала головой Зевана. — Вон сколько зверья истребил он без надобности. Перегоняла я их из соседнего леса, где ночью разразится пожар, спасти хотела, а сей негодник встал на нашем пути — и ну пускать стрелы без разбора. Смерть ему!

— Не всяк злодей, кто часом лих, — усмехнулся в зеленую бороду Святобор. — Он по весне, когда лед тронулся, зайцев на льдинах и островках полузатопленных собирал в свою лодку да в лес выпускал. Пощади бедолагу, женушка!

Тут потерял охотник сознание. Очнулся: луна светит. Полянка пуста, а сам он лежит в луже крови. Лишь наутро приполз в родное селение — народ от него шарахается: одежды ни клочка, на теле живого места нет, и половина уха откусана.

Только через месяц кое-как пришел охотник в себя, но долго еще не в своем разуме был, заговаривался. Но даже когда окончательно выздоровел, в лес больше — ни ногой. Начал корзины из ивовых прутьев плести — тем и кормился до скончания дней. И до скончания дней звали его в деревне — Корноухий.

Зевана — покровительница зверей и охоты. Она была весьма почитаема и славянами, жившими среди лесов, и другими народами, промышлявшими звероловством: векши (беличьи шкурки) и куницы составляли в древности не только одежду, но и употреблялись вместо денег.

Зевана юна и прекрасна; бесстрашно мчится она на своем борзом коне по лесам и гонит убегающего зверя.

Богине молились ловцы и охотники, испрашивая у ней счастья в звероловстве, а в благодарность приносили часть своей добычи.

ЗМЕЙ-ГОРЫНЫЧ

Никита-Кожемяка

В древние времена около Киева поселился Змей. Брал он с народа поборы немалые: с каждого двора по красной девке. Возьмет девку да и съест ее.

Пришел черед идти к тому Змею царской дочери. Схватил Змей царевну и утащил к себе в берлогу, а есть не стал: красавица собой была, так за жену себе взял. Прослышали царь с царицей, что дочка жива, и послали к ней голубя с записочкой: вызнай-де у змея, кто сильнее его. Подольстилась она к Змею, тот долго не говорил, да наконец проболтался: живет в Киеве Кожемяка по имени Никита — он-то и сильнее.

Царь, получивши такую весть, пришел Никиту Кожемяку просить, чтобы освободил его землю от лютого Змея и выручил царевну. В ту пору держал Никита в руках двенадцать кож, увидал царя, задрожал от страха — и все кожи в клочки порвал. Но на Змея не пошел: где мне, говорит! Тогда царь собрал пять тысяч детей малолетних, чтобы просили Кожемяку: авось на их слезы разжалобится. Пришли к Кожемяке малолетние — он и сам прослезился, на их слезы глядючи.

— Так и быть, — говорит, — пойду Змея воевать! Взял триста пудов пеньки, насмолил смолою, весь обмотался с ног до головы, чтоб Змей его не съел.

Подходит Кожемяка к пещере, а Змей сидит там и носа не высовывает.

— Выходи лучше в чистое поле, а то всю гору размечу! — кричит богатырь.

Вышел Змей. Стали они биться, и повалил Никита Кожемяка супротивника.

— Не бей меня до смерти, богатырь! — молит чудище. — Сильней нас с тобой никого в свете нет. Разделим всю землю поровну, ты будешь жить в одной половине, я в другой.

— Хорошо, — говорит Никита, — только надо между нашими половинами межу положить.

Взял соху в триста пудов, запряг в нее змея и начал межу прокладывать. Провел борозду от Киева аж до моря.

— Землю разделили — давай и море делить, — сказал Никита, — а то начнешь ругаться: мол, твою воду берут.

Пошел Змей в море, да и потонул.

А та борозда вышиною в две сажени, и поныне называется она Змиевы валы.

Из рода в род, из века в век переходят древние предания о драконах-змеях. Змей Горыныч всегда был порождением нежити-нечисти, не заслуживавшей никакого поклонения-почитания, хотя и вынуждавшей своим лукавством ограждаться от нее всякими приметами-заговорами.

ЗНАХАРЬ

Баба нехорошая

Жил-был вдовец с детьми, но надоела ему одинокая жизнь, и решил он жениться. Взял за себя красивую вдову, не поверил слухам, которые вокруг нее ходили. А люди говорили, что это была баба нехорошая: дьявольщиной занималась. Невзлюбила она мужниных детей и всех старших из дому повыжила: кто-то на заработки в город подался, дочь замуж в дальнюю деревню вышла. Остался младший сын — Николка. Как-то раз приходит с сенокоса, а на столе полное блюдо шанежек — мачеха только что напекла. Николка обрадовался — сейчас, думает, полакомлюсь. Только отвернулся — умыться, глядь — блюдо пустое, а мачеха смотрит на него и облизывается. Это она в один миг все умяла!

— Да не лопнешь ли? — изумился Николка, не веря своим глазам.

Обиделась мачеха:

— Как бы тебе самому не лопнуть!

И тут же стало парня корежить от боли, в животе будто уголья горячие положены, кровь изо рта, из носа хлещет… Испугался он и пустился вон со двора, хоть ноги не слушались. А рядом стояла избенка Кости Хромого — знахаря. Николка и пополз к нему.

Костя Хромой впустил парня, усадил, дал травы какой-то испить — тому сразу легче стало.

Утром знахарь пошел, во дворе отыскал две сухие собачьи хорхоряшки, истолок в порошок, пошептал что-то и подает Николке:

— Подсыпь ей в кулагу, да сам не ешь и отцу не вели.

Вернулся Николка домой и, пока мачеха с бабами чесала языком, сделал все, что Костя Хромой велел.

Сели к столу. Мачеха только ложку в рот — как ее начало бить! Как ломать! Пена из рта повалила, от боли она даже волосы на себе рвала. Только через два дня поправилась — и сразу к знахарю:

— Только ты мог меня испортить!

А тот усмехается:

— Скажи спасибо, что живая осталась.

С той поры мачеха присмирела, и если где-то даже и ведьмачила, повинуясь своей злобной природе, то ни домашних своих, ни односельчан больше не портила. Знахаря Костю Хромого боялась!

Знахарь — это деревенский лекарь-самоучка, умеющий врачевать недуги и облегчать телесные страдания не только людей, но и животных. В народе верят, что не стоит доверяться силе целебных снадобий, если они не наговорены заранее или не нашептаны тут же, на глазах больного, так как главная сила врачевания заключается в словах заговора, а снадобья служат лишь успокоительным средством. Поэтому-то и зовут знахарей «шептунами», именно за те заговоры или таинственные слова, которые шепчутся над больным или над целебным снадобьем.

Бесконечное разнообразие знахарских приемов и способов врачевания, составляющее целую науку народной медицины, сводится в конце концов к лечению травами.

Знахари и знахарки в деревенской среде считаются людьми, лишь заподозренными в сношениях с нечистою силою, но отнюдь не продавшими ей свою душу.

Продолжение следует.