КОМСОМОЛЬСКАЯ ЮНОСТЬ

Мы взрослели, и жизнь предъявляла нам новые требования. Нужно уже было думать не только о хлебе насущном, но и об одежде и обуви. Лапти в то время уже не носили. В колхозе дела шли плохо, хлеба хватало только-только сдать государству. На трудодни же оставалось не больше трехсот грамм. Так что опять нужно было искать пути, чтобы выжить. Отец перед войной работал в поле, сестра Маруся - бригадиром. А я с братьями и друзьями организовал бригаду из пяти человек по обмолоту хлеба. Установили тогда для себя бешеную норму - два овина хлеба ежедневно! Причем сами еще и снопы с поля возили, а потом обмолачивали их и провеивали. Заработали на этом по четыре-пять трудодней. Пожилым колхозникам оставалось только дивиться нашему усердию. Не чурались мы никакой и другой работы. В то время в районном центре - Пашахонье - работала сапожно-валеная фабрика, для которой постоянно требовалось большое количество дров. Вот я с братьями и стал эти дрова заготавливать. За работу мы тогда получили по паре валенок да и денег немножко.

* * *

Я в те годы был уже секретарем комсомольской организации. Партячейки в нашем колхозе не было. Помню, как на отчетно-выборное собрание к нам в колхоз приехали заведующий райдоротделом А.Трапезин и председатель сельского Совета Тараканов. Предстояло слушание доклада председателя колхоза И.Полипова. Выступил со своим отчетом тогда Иван Яковлевич неплохо, правда, ни слова не сказал о трудностях и недостатках в своем ведомстве. Когда приступили к обсуждению доклада, я попросил слово.

В своем выступлении я открыл глаза представителям райкома на то, о чем умолчал председатель - сколько гектаров овса завалило снегом, сколько осталось не собрано с полей льняной тресты, сколько стогов сена до остожей поел скот (ввиду того, что стога вовремя не огородили), что уже давно не во что запрягать лошадей, а также рассказал и о других беспорядках. Но в плане критических замечаний больше из колхозников меня никто не поддержал. Все боялись председателя. Так его на новый срок и выбрали.

Когда собрание закончилось, то заведующий райдоротделом попросил председателя колхоза, чтобы именно я отвез его и Тараканова домой. На обратном пути до райцентра Трапезин всю дорогу расспрашивал меня о колхозе и даже спросил, что бы сделал я, будь на его месте. А потом вдруг предложил мне работу. «Поработаешь, - говорит, - сначала у нас сельдоруполномоченным по Ленинскому сельскому Совету (в который входило пять колхозов), а потом пошлем тебя на курсы дорожных мастеров. Я согласился.

С колхозом по поводу моего ухода райцентр договорился, но перед этим нужно было выполнить одно условие - отработать. В то время согласно постановлению правительства каждый колхозник (и лошадь) должен был отработать шесть дней в году, единоличник же - двенадцать.

И вот мое новое руководство поставило передо мной задачу: обеспечить доставку стройматериалов (камней, песка и гравия) на строительство дороги от Андрияновой слободы до Белого села. Чтобы выполнить эту задачу, предстояло организовать на работы людей из шести близлежащих колхозов. Точнее говоря, каждый колхоз должен был отработать на строительстве этой дороги человеко- и конедни. Необходимые списки мне предоставили.

Я задумался, как все это можно быстрее сделать. Решил сразу же пойти к председателям колхозов и объяснить им суть дела. Последние не приняли меня всерьез, но выделить рабочую силу пообещали. Даже назвали конкретные дни, когда мне можно было ожидать людей и лошадей. Но ни один из председателей так своего слова и не сдержал - на строительство не был отправлен ни один работник. Я снова пошел по колхозам и снова повторил свои требования. И опять никто не откликнулся. Тогда я решил больше не унижаться, временно оставить свои функции сельдоруполномоченного и выйти в колхоз на работу.

Так прошло несколько дней. Все это время я переживал: как быть? Нужно ли о случившемся доложить в райдоротдел А.Трапезину? Но зав. дорожным отделом сам позвонил в колхоз. Узнав от меня, в чем дело, он посоветовал мне не опускать руки, а, наоборот, продолжать требовать людей для работы на дороге. И тогда меня посетила мысль. В следующий раз, когда я снова пришел к председателям колхоза, то явился уже не с пустыми руками, а с тетрадкой, в которой постарался зафиксировать все: и дату своего прихода, и тему нашего разговора, и что пообещал мне председатель. И самих председателей заставил делать в моей тетради соответствующие отметки - роспись, число и печать. Через несколько недель вся моя тетрадь была заполнена штампами.

Как только закончилась посевная, райисполком собрал председателей колхозов на совещание. Вопрос на повестке дня стоял один - строительство дорог. Первым выступил заведующий райотдела, доложив, что намеченный план не выполняется. По окончании его доклада я попросил слово. В своем выступлении я был достаточно резок. Я не скрыл от присутствующих, скольких нервов и сил мне пришлось потратить на переговоры с председателями, а в результате все оказалось бесполезно. Показал я и тетрадь с записями.

После этого совещания дело сдвинулось с мертвой точки. Еще бы, ведь тогда меня поддержали секретарь райкома партии и председатель райисполкома. И председатели колхозов уже не стали воспринимать меня как мальчика на побегушках. А уже на всех последующих совещаниях заведующий дорожным отделом лично ставил меня в пример. Да я и сам пытался оправдать доверие районного начальства. Мысли о выполнении плана ни на минуту не покидали меня. Для строительства дороги нужен был камень, и я пошел искать его на берегах реки Сога. Камня было предостаточно. Теперь нужно было складировать его в штабеля, для чего я привлек к работе колхозников из близлежащих деревень. Те же колхозы, что находились дальше от тракта, я попросил выделить лошадей для вывоза камня. В то же время сам искал свободных людей, лично возил камень на лошадях, заключал с колхозами договора, в которых указал твердую оплату за каждый отработанный человеко-день. Так дело и пошло. Заработок у меня тогда получился неплохой.

* * *

А. Трапезин сдержал свое слово - вскоре я был отправлен на курсы дорожных мастеров. Вот где у меня появились возможности набраться жизненного опыта, подковаться как в учебе, так и в политике. Первым делом я поставил перед собой задачу - не давать себе никаких поблажек и хорошо учиться. Мне не хотелось выглядеть хуже других слушателей курсов, тем более все они были по возрасту старше меня, образованнее и опытнее. За соседними партами со мной сидели даже несколько заведующих райдоротделами, в том числе и сам А. Трапезин.

Я сам поставил себе очень жесткие условия: день и ночь читал учебники, чертил мосты и подъезды к ним, рисовал полотно дороги, изучал технические условия. Но и это было не все. В то время в нашей стране была принята первая Конституция СССР, поэтому мне, секретарю комсомольской организации, как никому другому нужно было знать ее основное содержание. Даже помню, что как-то перед экзаменом А.Трапезин спросил меня по этому поводу: «Смогу ли я ответить, если вдруг экзаменатор задаст мне вопрос на знание статей Конституции - кто может избирать и быть избранным?» Я утвердительно кивнул головой. И такой вопрос мне вскоре действительно задали. Но так как я хорошо изучил этот правовой документ, то без запинок ответил, что избирать может каждый гражданин, достигший восемнадцатилетнего возраста. Не допускаются же к голосованию лица, лишенные права голоса. «А еще кто?» - решил уточнить преподаватель. Я растерялся, но выпалил: «Кто-кто, дураки еще!» Весь класс тогда так и грохнул. Зато за такую находчивость преподаватель поставил мне пятерку.

На курсах я не только познавал теорию, но и присматривался к товарищам постарше, особенно к коммунистам. Мне казалось несправедливым, что коммунисты питаются отдельно от нас - в другой столовой, покупают масло по низким ценам. Я долго размышлял над этим вопросом: почему же так? Почему одни могут отовариваться в закрытых магазинах, а другие нет? Но тогда с этим пришлось смириться, оправдывая поступки членов КПСС тем, что коммунисты, наверняка, этих благ заслужили. Это ведь они совершили революцию, создали новую власть, избавили человечество от рабства.

Надо сказать, что я достойно повышал квалификацию дорожного мастера. Меня вообще охватил бешеный азарт к учебе. Одни ходили по вечерам в кино, другие в театр, а я все читал учебники и решал задачи. Однажды, помню, нам дали задание вычислить размер круглой печи и определить, сколько литров воды можно поместить в эту печь, если бы имелась такая емкость. Для меня решение этой задачи представлялось просто нереальным. И тогда я пошел на хитрость. Когда все ушли на обед, я достал из парты тетрадь А. Трапезина и списал у него все решение. Списать-то списал, а вот как объяснить все эти цифры (если вызовут к доске) - не знал. Долго я бился над этой задачей. Но тогда, видимо, сам Бог мне помог. И я все-таки разгадал решение. На следующий день именно меня первого и вызвали к доске. Задачу я тогда решил на отлично.

Так и все курсы закончил почти круглым отличником. В знак поощрения А.Трапезин вручил мне тогда учебник истории в кожаном переплете. А когда я вернулся домой, меня с почестями встречала почти вся деревня. Причем, заметьте, не как молодого парнишку, а как уже ученого человека. Мои родители пригласили тогда всех к нам домой, поили и угощали. Сельчане пили за мое здоровье и за мой будущий успех.

КАК Я ЖЕНИЛСЯ

Наступил 1939 год. К тому времени мои сестры Нюра и Маруся уже вышли замуж. Нюра стала женой Павла Сытова и уехала жить в деревню Маслово, что стояла на берегу реки Сога. Ее муж был невысокого роста, коренаст и широк в плечах. Молодые жили вместе с родителями Павла. Нюра устроилась работать в колхозе кладовщиком. Жили они дружно и по тем временам довольно неплохо. Маруся вышла замуж за Николая Хватова. Помню, какой он был сильный и красивый парень. В нашей семье его все очень любили. Но пришла беда - Маруся рано овдовела. Работая сплавщиком, Николай однажды простудился и схватил воспаление легких. Больницы поблизости не было, поэтому время, чтобы его вылечить, было упущено.

От брака у Маруси остался сын Николай. Правда, во время войны она вне брака родила еще дочь Люсю. Отцом ее дочери стал женатый человек, начальник колонии. Звали его Максим. После войны этот человек вернулся в свою семью. А Маруся так, вдовой, и прожила всю жизнь. И всю жизнь трудилась на благо Родины. Работала бригадиром в колхозе «Искра», была ударницей первой пятилетки, первой стахановкой нашего колхоза, не раз награждалась подарками. Умерла Маруся на 87-м году жизни в декабре 2001 года.

* * *

За два года до начала войны большое значение в нашей местности придавалось строительству Рыбинского водохранилища. Для его очистки в те годы была собрана почти вся рабочая сила с нашей области. Объем работ предстоял немалый - вырубка леса на всей территории, что готовилась к затоплению. Наравне с другими здесь работали мои сестра Нюра и брат Василий, а также приятель Павел Гусев. Жили они в Пенье. Я нередко навещал их.

Помню, как во время очередного моего приезда в гости к Павлу, он познакомил меня со своей невестой - Елизаветой Клюевой. Я немного поговорил с молодыми, и вдруг они и мне предложили жениться. Хватит, сказали, вести холостяцкую жизнь. Они и невесту для меня уже присмотрели - Надежду Гусеву, подружку Лизы. Я, конечно, о женитьбе тогда еще не думал, хотя до этого уже дружил с одной девушкой - Полиной Фроловой. Полина была из наших, деревенских, но потом она уехала в г.Пошехоно-Володарск, где продолжила учебу в техникуме. Со временем я стал замечать, что вокруг Полины вьются другие ребята, начал ревновать ее, последовали ссоры. С Полиной пришлось расстаться.

Когда я вернулся из Пенье домой, предложение моих друзей крепко засело в моей голове. Наш дом тогда сильно нуждался в хозяйке. Старшие сестры жили уже своей жизнью, мать сильно болела астмой, младшим сестренкам Тоне и Шуре было всего лишь 13 и 11 лет. Да и мой возраст как раз уже подходил для женитьбы.

О своих размышлениях я тут же поведал отцу с матерью. Отцу мой выбор понравился - он, как оказалось, знал Надежду и даже лучше меня. Вместе с ним мы и обсудили, как будем действовать дальше. Отец решил поехать вперед, чтобы обо всем договориться с родителями Надежды. Я же должен был прибыть в Пенье вместе с другом Павлом и Елизаветой.

На другой день выпросили у председателя чистокровного жеребца и отправили на нем отца вместе с Лизиным братом. Мы же с друзьями запрягли рабочую лошадь и выехали чуть позже. Расстояние было неблизкое, ехать предстояло часа три-четыре.

Когда прибыли в Пенье, деревенские уже ужинали. Встретила нас сама Надежда. Лиза тут же шепнула подружке, с какой целью мы пожаловали. Тогда и я подошел к своей будущей невесте, чтобы сделать ей предложение. Но тут произошла досадная ситуация. Надя ответила мне, что уже посватана за другого парня, за Павла, в Старое село. И что даже они успели зарегистрироваться. И именно в эти минуты ее отец находится в гостях у родителей жениха и договаривается с ними о свадьбе. Не скажу, что я сильно расстроился от этой новости, но все равно как-то стало не по себе. Тем более я уже был наслышан, что девушка, к которой я приехал свататься, хорошая, работящая, да и из семьи неплохой.

И тут созрел план. Я решил Надежду похитить. Вместе с друзьями мне удалось уговорить ее на бегство. Но тут в дом зашел Павел, и Надежде пришлось представить нас своему супругу. Про Павла Гусева девушка сказала, что это муж ее подруги, а про меня, что я заехал по пути в их деревню навестить свою сестру Нюру. Все тогда утряслось и никаких подозрений мы у Надеждиного супруга не вызвали. Даже все вместе пошли на вечеринку.

А мой брат Василий тем временем уже запряг жеребца и ждал условленного сигнала. Его подала моя сестра Нюра. Я тут же вышел на крыльцо вместе с друзьями, а вместе с нами (под предлогом «проводить») выскочила и Надежда. Почти раздетая она села в кошевку. Лошадь оказалась хорошая. Рысью понесла она нас в Дресвино. Правда, по дороге и меня, и Надежду одолели разные раздумья, сомнения. Но отступать уже было поздно.

Сначала доехали до Пашахоньи. Оттуда позвонили Надежде домой, чтобы узнать обстановку. По телефону услышали, что после нашего отъезда Надин муж долго не мог понять, что же произошло, пока его младшая сестренка не закричала: «Чего же ты стоишь?! Ведь твою жену увез Нюрин брат, Николай». И только тогда Павел побежал домой в Старое село. Вбежав в избу, он рассказал родителям о похищении своей жены и тут же потребовал, чтобы они бросились в погоню. Но отец Павла резко осадил сына. «Раз Надежда согласилась уехать с другим мужчиной, - сказал он, - значит, нет смысла ее догонять».

Надо сказать, что своим известием Павел перепугал и родителей Нади, которые в то время все еще находились у сватов. Старики Гусевы срочно отправились домой, в Пенье, где их за столом поджидал уже мой отец. Он-то и подтвердил Надиному отцу, Егору Кирсановичу, эту новость - да, их дочь, Надежду, увез его сын, Николай Киселев. Отца моего Надины родители знали и уважали, поэтому до большого скандала дело не дошло. Новоиспеченные сваты сели тогда за стол, достали бутылку водки и начали обговаривать сложившуюся ситуацию.

Услышав, что все более-менее обошлось, мы спокойно поехали дальше. Домой приехали ночью. Отца моего все еще не было. По нашим лицам мать и сестра Маруся поняли, что не все ладно, но без лишних расспросов стали разогревать самовар и собирать на стол. Первая ночь прошла в волнениях и раздумьях.

На следующий день мы с Надеждой пошли расписываться в сельсовет. Но здесь произошла небольшая закавыка - из Старого села туда уже позвонили и сообщили, что Надежду Гусеву регистрировать со мной нельзя, так как она уже состоит в браке. Что делать? Благо, что меня в Сельсовете знали как порядочного человека, поэтому зарегистрировали задним числом, взяв обещание, что я быстро привезу документ о расторжении предыдущего брака Надежды.

За этим дело не встало. В тот же день мы поехали в Старое село. Правда, пока оформляли развод, поглазеть на нас собралось человек сто. Все шушукались, охали да ахали. Был в толпе и Павел. К Надежде он так и не подошел.

Закончив с оформлением всех бумаг, мы приехали в дом к невесте. А там нас уже ждали. Теща и тесть встретили меня хорошо, а потом вообще крепко полюбили. Подружился я и с Надиными сестрами, Ульяной и Марией. Настроение было прекрасное. На дворе стояла весна, народ встречал Масленицу. Поэтому целую неделю мы ездили по гостям.

А потом была свадьба, пышная, веселая. И стали мы жить да поживать. Надя очень быстро привыкла к нашей большой семье - она стала в ней двенадцатой. И родители мои приняли невестку, хозяйственную да работящую, со всей душой. А вскоре мы с женой и пополнения стали ждать. Одним словом, жить бы да радоваться, но случилось непоправимое - работая в поле, Надя упала с лошади и потеряла ребенка. После этого родить она уже так и не смогла.